Механика провокации
Jul. 17th, 2008 06:39 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
miiirКраеведение – опасная наука. Краеведение рано или поздно вступает в противоречие с официальной историографией. Почему? Любая официальная историография выстраивает черно-белую картинку. Действительность черно-белой не бывает. Краеведение к действительности ближе. Потому и опасно.
Что сделал бы я, если бы хотел искоренить краеведение вообще? Запретил бы его в школах? Бесполезно: школьники будут заниматься им вместо школьных уроков. Напугал бы учителей? Краеведов запугать сложно: они знают историю, они уже ко всему готовы.
Значит, остается скомпрометировать дисциплину. Запятнать. Поставить на одну доску с тем, что вызывает зевоту у детей и омерзение у старых учителей. Как бы я решал эту задачу? Устроил бы громкий публичный процесс над какими-нибудь краеведами. Где бы я их взял? Вырастил бы сам.
Я бы создал краеведческий клуб. Я бы назвал его каким-нибудь звучным названием. Уже скомпрометированным, разумеется. Я бы поступил хитро: взял бы название, которое было скомпрометировано лет десять-пятнадцать назад. Чтобы этому поколению название не говорило ничего, а предыдущему говорило бы очень многое.
Я бы придумал для клуба символику. Яркую, бросающуюся в глаза. Не скомпрометированную. Не запрещенную законом. Обязательно с красным цветом. Раздавал бы флаги, значки и стикеры. Многие прицепят значок просто потому, что им эти значки понравятся. Про клуб забудут, но и значки отцепить забудут.
Треть клуба я бы набрал из людей прекраснодушных и чистых, творческих, увлекающихся. Зачем начинать с политики? Политика мало кому интересна. Начал бы с культуры, литературы, истории, кинематографии, чтобы не отпугнуть осторожных.
Вторую треть клуба я бы набрал из людей артистичных и склонных к эпатажу, привыкших доказывать свою смелость. Я сам такой. Подбросил бы им темы, позволяющие эпатировать общественное мнение, и подождал бы результата.
Третью часть клуба я бы набрал из мерзавцев, уже успевших себя скомпрометировать в других проектах. Первая треть приняла бы их за своих потому, что хорошие люди редко видят плохое в других. Вторая треть тоже судила бы по себе: все выходки этих мерзавцев показались бы им «просто эпатажем», артистическими и эстетскими шалостями.
Что бы я делал дальше? Дальше – создал бы внутри клуба разветвленную структуру. Не для выполнения каких-то задач (зачем мне выполнять задачи), а чтобы каждый почувствовал себя в чем-то главным и за что-то ответственным. Самое простое: обласкать, выслушать, сказать «Я доверяю только тебе!». Кто не купится на лесть – купится на «доверие».
Что дальше? Дальше я бы испортил отношения этого клуба с теми группами населения, о которых участники клуба и понятия не имеют. Которых они не знают. Раз не знают – то и не извинятся, и не помирятся. Достаточно двух-трёх лишних слов, вставленных в программные документы и публикации в нужных местах. Изнутри их не заметят, снаружи – заметят. И запомнят, поскольку я выбрал бы любимые мозоли этих групп.
Постепенно, шаг за шагом, надо подводить деятельность клуба к нарушению закона. Разом – нельзя: осторожные откажутся, а для публичного процесса нужно МНОГО подсудимых. Постепенно, шаг за шагом. Оговорки, обмолвки, частности, опечатки. За каждую бы извинился и разъяснил, что это чистая случайность.
Потом – какая-нибудь провокация. Потом – публичный процесс. Наивные – первая треть – окажутся на скамье подсудимых и очень удивятся. (А что удивляться? Значки носили – значит, тоже причастны!) Эпатажники – вторая треть – сбегут или погибнут, оказав сопротивление при аресте, на них можно будет повесить всё то, что не возьмут на себя первые. Третьи… третьих я приберегу для новых провокаций.
Самого меня вызовут на процесс свидетелем, дадут срок условно и отпустят, посчитав жертвой обмана, по наивности втянутой в жуткий заговор. В чем я могу быть замешан? В клубе были десятки ответственных должностей, а я не занимал ни одной из них… Я получу небольшую денежную премию от начальства, достану из секретного шкафа свой секретный мундир и пришью к его секретным погонам новую секретную звездочку.
Общественное мнение – великая сила. Журналисты не смогут отличить краеведческие общества, где на одного человека приходится штук тридцать научных открытий, от тех обществ, где на одно открытие приходится тридцать человек. Станет ли слово «краевед» ругательным? Станет.
Что сделал бы я, если бы хотел искоренить краеведение вообще? Запретил бы его в школах? Бесполезно: школьники будут заниматься им вместо школьных уроков. Напугал бы учителей? Краеведов запугать сложно: они знают историю, они уже ко всему готовы.
Значит, остается скомпрометировать дисциплину. Запятнать. Поставить на одну доску с тем, что вызывает зевоту у детей и омерзение у старых учителей. Как бы я решал эту задачу? Устроил бы громкий публичный процесс над какими-нибудь краеведами. Где бы я их взял? Вырастил бы сам.
Я бы создал краеведческий клуб. Я бы назвал его каким-нибудь звучным названием. Уже скомпрометированным, разумеется. Я бы поступил хитро: взял бы название, которое было скомпрометировано лет десять-пятнадцать назад. Чтобы этому поколению название не говорило ничего, а предыдущему говорило бы очень многое.
Я бы придумал для клуба символику. Яркую, бросающуюся в глаза. Не скомпрометированную. Не запрещенную законом. Обязательно с красным цветом. Раздавал бы флаги, значки и стикеры. Многие прицепят значок просто потому, что им эти значки понравятся. Про клуб забудут, но и значки отцепить забудут.
Треть клуба я бы набрал из людей прекраснодушных и чистых, творческих, увлекающихся. Зачем начинать с политики? Политика мало кому интересна. Начал бы с культуры, литературы, истории, кинематографии, чтобы не отпугнуть осторожных.
Вторую треть клуба я бы набрал из людей артистичных и склонных к эпатажу, привыкших доказывать свою смелость. Я сам такой. Подбросил бы им темы, позволяющие эпатировать общественное мнение, и подождал бы результата.
Третью часть клуба я бы набрал из мерзавцев, уже успевших себя скомпрометировать в других проектах. Первая треть приняла бы их за своих потому, что хорошие люди редко видят плохое в других. Вторая треть тоже судила бы по себе: все выходки этих мерзавцев показались бы им «просто эпатажем», артистическими и эстетскими шалостями.
Что бы я делал дальше? Дальше – создал бы внутри клуба разветвленную структуру. Не для выполнения каких-то задач (зачем мне выполнять задачи), а чтобы каждый почувствовал себя в чем-то главным и за что-то ответственным. Самое простое: обласкать, выслушать, сказать «Я доверяю только тебе!». Кто не купится на лесть – купится на «доверие».
Что дальше? Дальше я бы испортил отношения этого клуба с теми группами населения, о которых участники клуба и понятия не имеют. Которых они не знают. Раз не знают – то и не извинятся, и не помирятся. Достаточно двух-трёх лишних слов, вставленных в программные документы и публикации в нужных местах. Изнутри их не заметят, снаружи – заметят. И запомнят, поскольку я выбрал бы любимые мозоли этих групп.
Постепенно, шаг за шагом, надо подводить деятельность клуба к нарушению закона. Разом – нельзя: осторожные откажутся, а для публичного процесса нужно МНОГО подсудимых. Постепенно, шаг за шагом. Оговорки, обмолвки, частности, опечатки. За каждую бы извинился и разъяснил, что это чистая случайность.
Потом – какая-нибудь провокация. Потом – публичный процесс. Наивные – первая треть – окажутся на скамье подсудимых и очень удивятся. (А что удивляться? Значки носили – значит, тоже причастны!) Эпатажники – вторая треть – сбегут или погибнут, оказав сопротивление при аресте, на них можно будет повесить всё то, что не возьмут на себя первые. Третьи… третьих я приберегу для новых провокаций.
Самого меня вызовут на процесс свидетелем, дадут срок условно и отпустят, посчитав жертвой обмана, по наивности втянутой в жуткий заговор. В чем я могу быть замешан? В клубе были десятки ответственных должностей, а я не занимал ни одной из них… Я получу небольшую денежную премию от начальства, достану из секретного шкафа свой секретный мундир и пришью к его секретным погонам новую секретную звездочку.
Общественное мнение – великая сила. Журналисты не смогут отличить краеведческие общества, где на одного человека приходится штук тридцать научных открытий, от тех обществ, где на одно открытие приходится тридцать человек. Станет ли слово «краевед» ругательным? Станет.
